Доступ к записи ограничен
Не может быть, подумалось мне – у него ведь ещё и голос мальчишеский до сих пор не сломался и рассказывает он о разном, как мальчишка, сам радуясь и лучась детской улыбкой.
Хотя…. Вот детишки мои слушают непрерывно: «… сладострастная отрава, золотая Бричмулла» подозревая, что он в одном ряду с Пушкиным, Хармсом и Чуковским. И правильно подозревают. «Застряла в памяти строка».
А мы ведь с ним ещё и земляки! Подумаешь, скажете вы, все вы, грязь подноготная, пытаетесь к великим приблизиться хоть в чём-то. Да, но мы-то с Дмитрием Антоновичем земляки трижды! Мало того, что в разное время спустились с ним с Чимганских гор, так ещё и продолжительное время (тоже в разные годы) жили в Черногории и даже в Москве оземлячились. Но сейчас не об этом.
Я очень люблю его:
Не тает ночь и не проходит,
А на Оке, а над Окой
Кричит случайный пароходик —
Надрывный, жалостный такой.
Или:
Прекрасная волна!
Прекрасный мокрый ветер!
Как выглянешь со сна,
Так вроде и не пил.
Ему бы двери с петель
Да крыши со стропил!
Или:
Выберу самое синее море,
Белый-пребелый возьму пароход,
Сяду — поеду дорогой прямою
Всё на восход, на восход, на восход.
Или совсем мне ностальгически близкое:
Поедем в Бухару,
К узбекам в гости, а?
Поедем по жару,
Погреем кости, а?
По дыни!
У лотка
Шершавую возьмёшь,
Прижмёшь её слегка
И — нож в неё! Сладка...
А хочешь, в Исфару
Поедем по урюк.
Урючин знойный сок
Прозрачен и упруг.
Губами придави,
Под сонной кожурой
Он ходит как живой!
Глаза закрою — и
Растаю,
Воспарю...
Поедем в Исфару!
По горы!
По горам
Полазаем!
Вели —
Я телеграмму дам,
Бельишко соберу.
Ведь я родился там,
Пойми, родился там.
Не знаю, где умру...
Да что перечислять – я просто его люблю!
http://mart-eden.livejournal.com/3664.html#cutid1
http://mart-eden.livejournal.com/4261.html#cutid1
К моменту включения камеры Шилов дочитывал «Юбилейное» стихотворение Маяковского 1924 года. Он очень хорошо стихи читал, и мы с Женей слушали его заворожено.
Шилов дочитал последние строки:
Мне бы
памятник при жизни
полагается по
чину.
Заложил бы
динамиту
- ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!
Окончив чтение, Шилов помолчал, а потом промолвил задумчиво:
- Я хочу сказать, что это одно из самых трагичных стихов в мировой поэзии, что проходит мимо нашего поверхностного внимания. Посмотрите - всё: кончилась любовь и кончились идеалы, и даже ревности уже нет, полное опустошение, конец. Всё! И уже в загробном мире как сам с собой, всё уже решено. Всё уже не важно...
Тут Женя Азимова к нему с вопросом:
- А как вы к Карабчиевскому относитесь?
Она, конечно, имела в виду книжку Карабчиевского «Воскресение Маяковского», но я не сразу это понял.
- Плохо. Он человек талантливый. Но книжка плохая. Он там передёргивает.
На что я тут же ехидно заметил, что вряд ли какая-нибудь книга о Маяковском может понравиться Шилову, если только она не написана им самим.
Он, как всегда, кротко с ухмылочкой перенёс мою граничащую с хамством иронию, тем более, что доля истины в моих словах, наверное, была.
Ведь Шилов сам когда-то начинал свою трудовую деятельность в музее Маяковского, очень хорошо знал его и очень любил. В отличие от Булата, который в молодости тоже безмерно любил Маяковского, но с годами остыл, Шилов пронёс свою любовь через всю жизнь.
Тут Лев Алексеевич решил сменить тему и рассказал вдруг о том, как однажды, очень давно Булат пригласил его к себе на дачу. Вернее, не к себе, никакой дачи у него тогда не было, в то лето он с семьёй снимал дачу где-то возле Истры. Целый день они провели вместе, собирали грибы, обедали, разговаривали о том, о сём до вечера. Приятно провели время. А вечером Лев Алексеевич ехал домой и думал: «А зачем он, всё-таки, меня приглашал?»
- Он был очень благожелателен ко мне. И в тот день и вообще. А с моей стороны к нему всегда был интерес искренний, активный и почтительный в то же время. Он чувствовал моё хорошее отношение к нему, я чувствовал его хорошее отношение ко мне, но вместе с тем я немного стеснялся. Мы много общались на протяжении долгих лет, но, я думаю, он всегда меня ценил ешё и потому, что сам я обращался к нему только по делу. Лишь однажды я его подвёл. Но кто знал, что так сложатся обстоятельства? Как-то я попросил у него автограф для Лукьянова.
Тут мне надо прервать речь Шилова, чтобы кое-что объяснить. Дело в том, что сейчас уже не все знают, кто такой был Лукьянов, и почему ему нельзя было давать автограф. Так вот, Лукьянов был не много, ни мало, как Председатель Верховного Совета СССР, то есть, говоря сегодняшним сленгом, президент Советского Союза. Тут сразу непонятным становится, а чего это за него, небожителя, так радел наш Лёвушка, который никогда не водил дружбу ни с кем из хоть какую-то власть имущих и что вообще, может связывать лидера коммунистического государства с не очень людимым литературоведом, предпочитающим уединение в своей каморке подмосковного музея? Очень просто, их связывала дружба. Дружба эта имела довольно узкую направленность и никак не отразилась на бытовых условиях Лёвы Алексеича. А могла бы, наверное, просто Лёвушке в голову не приходило перевести эту дружбу в более широкий спектр. А в том узком спектре, который их объединял, они были полными единомышленниками.
Анатолий Иванович Лукьянов был (и остаётся, надеюсь) страстным коллекционером. Но собирал он не марки и не значки с олимпийской символикой, а старые литературные фонограммы, и на этом поприще ему никак нельзя было не подружиться со Львом Шиловым. И эта профессиональная (для Шилова) дружба их продолжалась много лет, и в дни величия Анатолия Ивановича, и в дни опалы после его участия в ГКЧП. Справедливости ради нужно заметить, что и Лукьянов не использовал богатства шиловской коллекции, а сам находил какие-то редкие записи, которые потом, году в 2000, наверное, и издал очень маленьким тиражом в красиво оформленном комплекте из десяти дисков. Вообще, он экземпляр и мне подарил, и надписал тепло, как человеку дружному с его другом. И общались мы душевно, хотя он, как мы думали, был ярым коммунистом, а я скорее, наоборот. Но уточнить год выпуска я не могу, потому, что подозреваю, этот подарок у меня украли. У меня вообще часто крадут, но не всего мне жалко, запоминаются лишь некоторые.
Впрочем, вернёмся от себя любимого к тому ужасному случаю, когда Шилов так страшно подвёл Булата Окуджава. И здесь, чтобы полноценно вернуться, снова нужно немножечко отвлечься. Дело, опять же таки, в том, что Анатолий Иванович Лукьянов был не просто так коллекционером. Он вообще, поэзию любил. Настолько сильно любил, что и сам стихи писал (надеюсь, и пишет). Единственная книга его стихов, «Созвучие», вышла в 1990 году под псевдонимом Анатолий Осенев. И вот эту свою книжку он захотел подарить Булату Окуджава. Надписал её очень тепло. И передал с Лёвушкой. С кем же ещё - других близких общих знакомых у них не было.
- Ну и, - замялся Председатель ВС СССР, хотелось бы и от него получить книжку. С автографом хотелось бы...
Ах, как интересно! Почему Лукьянову захотелось подарить книжку именно Булату. Может, не такой уж он и ярый коммунист, этот глава коммунистического государства? Странное сближение одного из лидеров коммунистической страны и писателя, который:
"Замкнувшийся в своем узком мирке, он словно не слышит гула великой стройки, ведущейся в родной стране, не видит, с какой боевой страстью участвуют в созидательном труде миллионы его сверстников" .
Или вот ещё:
"Я не хочу умереть" - вот все, к чему сводятся мысли и устремления "героя", более чем странного для нашей литературы. Скверные идеи, неприглядный герой, убогонькая концепция повести Б.Окуджавы" .
Вот у таких антагонистов Шилов почтальоном и поработал:
- Булат надписал ему свою книгу, я передал. Анатолий Иванович был рад и счастлив. А потом начались эти события... После подавления путча и выхода Лукьянова из тюрьмы к нему пришёл какой-то корреспондент и увидел книжку Булата, прочитал дарственную и раструбил по всему свету, что вот, Окуджава отвернулся от своего ближайшего друга. А Булат там написал совершенно нейтрально, не как близкому знакомому. Лично они никогда даже не встречались.
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
За время долгого отсутствия потерял всякое представление о культурной жизни. Дай, думаю, гляну дневничок Либертарного Дракона, обогащусь. И сразу же попал на великолепнейший рассказ:
http://www.diary.ru/~libdragon/p128679440.htm?from=last#449518460
Ты не забывай, мой хороший, что мы братья! Славу не будем делить, а уж с Нобелевской премии ты, может, не забудешь, что брат прозябает на необитаемом острове.
Потом нашёл в Мишином дневнике главное событие русской культурной жизни Южного Средиземноморья, Северной Африки и всеобъемлющей Азии.
http://www.diary.ru/~libdragon/p126361763.htm#more1
Ну и, конечно, золотой нитью в репортаже вышит ваш покорный слуга. Чувствую, у Мишеньки зреет эпопея о скромном труженике кипрского тыла. А на то он и Мастер, чтобы из всякого д…, сора стихи сделать.
Низкий тебе поклон, Мишенька! Чувствую – вхожу в литературу.
…Кстати об Ахмадулиной вспомнилось.
Мы познакомились в 1998 году. Она была в не очень хорошей форме, я, как ни странно, наоборот. Разговорились об одной и той же ошибке в наших фамилиях – пропущенной букве «л». Увлеклись настолько, что её супруг, держащий её под руку Борис Мессерер, не вскричал:
-- Нет, это иго никогда не кончится!
Мы продолжали ворковать и Боря передал мне удерживаемую руку.
Тут я как-то дорогой нашей ksenan сообщил, что на рыбалку уезжаю и пообещал вернуться через недельку. Ну, как давно всем известно, благими намерениями вымощена дорога тоже всем известно куда. Порыбачить удалось лишь три дня. А потом приехали два очень близких друга (про одного из них я как-то упоминал в рассказике, где Миша Поздняев пишет (писал, к сожалению):
Я последний хороший советский поэт(написал в «НЛО» Кулаков).
А другой поэт, к счастью, здравствующий написал:
Владислав Кулаков киприот.
Он порою на Кипре живёт.
Он с Кипридою - накоротке,
К ней шагает он с розой в руке,
С ней купается в пене морской,
Ей он песни поёт день-деньской.
Он союзу с богинею рад.
У него даже в имени - лад.
Ну, в общем, о нём многие поэты сонеты слагают, надеясь попасть в энциклопедии. Я за недостаточностью места ограничусь этими.
Второй – Лёня Соколов, так тот вообще автор пяти толстых романов, которые пока, к сожалению, не опубликованы. Не потому, что не хотят публиковать – он сам не хочет. Но кое-чего из его творчества можно почитать здесь: http://ste-pan.livejournal.com/
Ну, я это всё к чему, собственно? Да к тому, что не мог же я таким дорогим гостям не уделить внимания! Уделил. Потом ещё несколько дней приходил в себя (капельницы, уколы...).
И вот я снова с вами, дорогие мои однодневники!
Лучше бы поделился соображениями, чего это среди его иерархов так много педофилов! Скандал за скандалом на этой почве, честный человек в такой ситуации тихо сидел бы у себя в Ватикане и молчал бы в тряпочку.
Ан нет, дулю! Ловко перевёл стрелки с больной головы на здоровую -- хорошо фюрер своих молодчиков дрессировал.
...И это ещё цивилизованная церковь считается. Что уж говорить о каких-то аятоллах или православных попах -- там ваще сливай воду!
Ой, займусь-ка я лучше снова футболом! (опасливо оглядываясь по сторонам)
Поездка в Москву, конечно, оказалась потерянным временем. За это время обленился вконец. Даже в очередной альманах не успел закончить свой материал. Не знаю, кому будет интересен этот выпуск, если там нет меня!)))
Но теперь возвращаюсь в строй. И одной из главных причин для этого явилась реакция на моё исчезновение моих друзей с дневников. У Нателы, например (http://www.diary.ru/~Natela/p122278373.htm) или в частных письмах ksenan.
Сказать, что я был очень тронут -- ничего не сказать. У меня, в силу бедности лексикона, просто нет слов, чтобы выразить мои чувства. И даже не буду пробовать, сами поймёте.
Всех обнимаю и люблю!
Доступ к записи ограничен
Ура! У нас
новый государственный праздник – День крещения Руси! Это хорошо, что много праздников. Плохо другое –сочиняя новые праздники, мы забываем ликвидировать старые, отжившие.
Так, например, давно пора отменить День так называемой Конституции. Ещё когда были отменены выборы глав регионов и само название страны Российская ФЕДЕРАЦИЯ потеряло всякий смысл.
Потом много было ещё всякого, идущего вразрез с Конституцией.Сейчас начинается насильственное изучение закона божьего в школах. И вот очередное издевательство
над Конституцией – устанавливается новый государственный праздник. Религиозный.
Хотя по Конституции церковь у нас отделена от государства.
Ну и хер с ней, с этой Конституцией, мы её заменим на хоругви.
Я опять, как всегда, с запозданием. Но это у меня с Дневниками только так – на свидания и «стрелки» я никогда не опаздывал… Старею:
наверное, мозги разжижаются.
Все уже забыли, о чём там речь была третьего дня, а я только включился. Позавчера исполнилось тридцать лет со дня, как нас, нет, не нас – меня оставил Владимир Семёнович Высоцкий. Как он мог? Во многом же он меня сделал, как папа Карло Буратино. Я даже разговаривал цитатами из него… И все друзья меня понимали.
Как же он мог вот так оставить на воле волн эту бестолковую деревяшку?
Прошло много лет, но лексика моя не изменилась. Я продолжаю говорить цитатами из него. Понимают, правда, уже не все. Моя хорошая подруга, доцент 1-го мединститута рассказывает, что теперь, когда она читает лекции своим студентам, как обычно, перемежая ценные медицинские сведения строчками из ВВ, студенты на неё смотрят с удивлением, страхом и сожалением.
Так, куда это я «по пням-кореньям тяжкой поступью»?
…Ох тяжка, тяжка моя поступь и всё тяжче и тяжче.
Да никуда! Я же ж уже сказал, что Владимир Семёнович осиротил меня лично. А личную боль выливать на окружающих некрасиво.
…25-го был такой редкий день, когда я зачем-то включил телевизор. Там шла передача про то, стал бы или не стал бы Высоцкий членом Единой России, если бы он дожил до нашего времени. Тут же понял, что зря включил, но было поздно – вдруг вспомнилось, как нам в первом классе задавали рассказать, как мы себе представляем, если бы Владимир Ильич Ленин проснулся бы сегодня, и что бы мы ему рассказали, и что бы показали…
Открыв рот, я смотрел шоу. В студии сидели уважаемые друзья и знакомцы и генералы КГБ великого современника и с удовольствием вспоминали. Подозреваю, что добрая половина тех, кто о нём вспоминал, живым его никогда (в отличие от меня) не видели. Генерал КГБ «вспоминал» какую-то ху…ю про какой-то болгарский диск Высоцкого тиражом в сто штук, актриса Ирина Мирошниченко умилялась нынешней свободой слова, а я сидел, размазанный по дивану и думал: «Да! Плохую неделю я выбрал, чтобы бросить пить!»
Но всё кончается, даже самое страшное, даже «свобода слова» по-путински, столь милая актрисам-блондинкам, когда-нибудь кончится.
Кончилась и эта еб…я передача.
Я выполз на балкон и набрал номер своего близкого друга. У него, кроме того, что он мой близкий друг, есть ещё много других достоинств. И в частности, он лучший и общепризнанный специалист по Высоцкому в мире. Я его только спросил:
-- Андрюша, а как бы ты ответил на их вопрос про сегодняшнего Высоцкого?
-- А я бы им сказал: ну и мудаки же вы все здесь собрались!
Вот по случаю стихи вспомнились:
Я дарю тебе к светлому празднику множество
всяких странных вещей: звон нежданных звонков,
запах блюд, не сготовленных вовсе, и мужество
ни о чем не жалеть... и охапки цветов,
не проросших еще, ароматных и бархатных,
удивленье, надежду на добрую весть,
вид из окон (еще до сих пор не распахнутых)
на дорогу (которая, может быть, есть).