Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В минувшую субботу в Лимассоле имела место быть презентация моей книжки "Ничего страшнее тыквы". Народу было — яблоку упасть негде! И вообще всё прошло замечательно. Гости были замечательные, хозяин тоже. Одни из самых замечательных гостей, Елена и Павел Корневы уже даже успели опубликовать фоторепортаж:

www.facebook.com/media/set/?set=a.3604964340171...

---

свинья в грязи

Уж и зарекалася наша свинья в грязи валяться, а ничего с собой поделать не может. На то она и свинья -- природа берёт своё. Я тоже -- грозился и обещался ничего сюда политического не выкладывать, но я ведь не вполне свинья -- я где-то между. Поэтому схитрю. Обещал -- обещал, значит так тому и быть -- ни словечка про политику не скажу. Просто сегодняшние новости и комментарий к ним (не мой!!!)
А я стоя в сторонке целую вас всех!:

МОСКВА, 21 мая - РИА Новости. Президент России Владимир Путин подписал указ о назначении начальника цеха "Уралвагонзавода" Игоря Холманских своим полномочным представителем в Уральском федеральном округе, соответствующий документ размещен в понедельник на портале правовой информации.


МОСКВА, 21 мая - РИА Новости. И.о. руководителя Росмолодежи и создатель движения "Наши", которое активно поддерживало курс нынешней власти, Василий Якеменко заявил, что не верит в победу правящей "Единой России" на следующих парламентских выборах.

В понедельник Якеменко объявил о намерении создать новую политическую партию, цель которой - сделать РФ комфортной для "людей будущего".

и теперь мой комментарий:

smotri.com/video/view/?id=v1502331e18e

Опомнитесь, дорогие мои -- нами управляют напёрстничники!

---

ПОКУДА ПОЛОУМНЫЙ ЖЛОБ...

Ну, вот и возвращается всё на круги своя…
Когда-то, тому уж сорок лет, услышал я твой негромкий и несильный голос, который острою иглою вошёл в мою неокрепшую душу, перевернул её и моё мироощущение вместе с ней и мир в моих глазах. И медленно, но неотвратимо, как небоскрёбы под террористами стало рушиться моё мировоззрение. И стали закрадываться ростки сомнений и захотелось, отставив на минутку в сторону жизнерадостные марши и песни, взгрустнуть, и пожалеть кого-то и погладить по голове.
Я счастлив, что за все последующие годы мы ни разу не предали друг друга. А какое ещё большее счастье и может быть — жить не предавая!
Сегодня мои братья по разуму и по совести пришли укрыться под сенью твоего памятника. Ты даже представить себе не можешь, какое это для меня счастье! Порадуйся вместе со мной! Что мы будем петь? А всё, что ты написал, то и будем. Про совесть, про благородство, про горечь утрат. Про чувство собственного достоинства, о котором, похоже, забыли все, кто не пришёл сегодня к тебе. Только давай повеселей что-нибудь подберём, чтобы не замёрзнуть холодной майской ночью. Ну вот хотя бы это:
Римская империя времени упадка
сохраняла видимость твердого порядка:
Цезарь был на месте, соратники рядом,
жизнь была прекрасна, судя по докладам.
А критики скажут, что слово "соратник" — не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская — не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.

Римляне империи времени упадка
ели что придется, напивались гадко,
и с похмелья каждый на рассол был падок —
видимо, не знали, что у них упадок.
А критики скажут, что слово "рассол", мол, не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская — не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.

Юношам империи времени упадка
снились постоянно то скатка, то схватка:
то они — в атаке, то они — в окопе,
то вдруг — на Памире, а то вдруг — в Европе.
А критики скажут, что "скатка", представьте, не римская деталь,
что эта ошибка, представьте, всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская — не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.

Римлянкам империи времени упадка,
только им, красавицам, доставалось сладко —
все пути открыты перед ихним взором:
хочешь — на работу, а хочешь — на форум.
А критики хором: "Ах, «форум», ах, «форум»" — вот римская деталь!
Одно лишь словечко — а песенку как украшает!
Может быть, может быть, может и римская — а жаль...
Мне это немного мешает и замысел мой разрушает.

12 июня будет 15 лет, как ты устал жить. Я обязательно приеду, и мы посидим и выпьем все вместе за твоим длинным столом. Дождитесь, пожалуйста…

@темы: акции протеста, памятник Булату Окуджава

---

послепраздничное

Хочу, наконец, поблагодарить всех, кто поздравил меня с днём рождения. Моя запоздалость объясняется, как ни странно, объективными причинами — затянувшийся ремонт в доме и по разным углам распиханные вещи не позволяют присесть к компьютеру.
Очень, очень благодарен всем. Никогда не получал такого количества поздравлений. Это страшно приятно, хотя сам факт выглядит для меня с каждым годом всё «страньше и страньше».
С одной стороны я так и не могу окончательно поверить, что третий год уже бреду нетвёрдыми ногами по шестому десятку, хотя тому есть статусные подтверждения — я уже настоящий дедушка. Но… как-то по-другому раньше я дедушек представлял, не такими раздолбаями. Мысли и поступки мои пока не соответствуют этому высокому званию и уже мало надежды, что когда-нибудь будут.
С другой стороны порой мне кажется, что я не 52 года на земле прожил, а как минимум — 252. Так много, где и кем я побывал и чего повидал в этой удивительной жизни. Даже в таиландской тюрьме посидеть умудрился лет двадцать назад.
А как менялись мои взгляды и убеждения! В детстве я таким красным патриотом своей страны был — собирал почтовые марки про революционеров и мечтал погибнуть в бою с проклятым империализмом, а засыпая вечером, всякий раз радовался, что мне повезло родиться именно в СССР. А ведь мог бы и где-нибудь ещё, даже в ненавистной Америке.
Тем ужаснее для меня проходило взросление — вместо гордости постепенно приходила горечь. Меньшим патриотом своей страны я не становился, как мне кажется, иначе чего бы было огорчаться.
Когда горечь от разочарований от бездарно прожитого в гордости детства переполнила чашу, стали всё чаще и чаще посещать мысли о самоубийстве. К счастью, я удержался. Теперь очень, очень хочется пожить ещё и досмотреть это кино как можно дальше.
Потом я понял, что горечь и слёзы очищают, а гордость разрушает душу. Хорошо, хоть алкоголь был всегда под рукой.
И теперь, когда я сквозь слезы смотрю теперь уже издалека на свою безнадёжно больную родину, я понимаю, что ещё сильнее её люблю.
И вас всех тоже, дай вам бог здоровья!

---

Булат Окуджава

В нашем доме, в нашем доме, в нашем доме —
благодать, благодать.
Все обиды до времени прячем.
Ничего, что удачи пока не видать — зря не плачем.

Зря не плачем, зря не плачем, зря не плачем —
для чего, для чего?
Мастер Гриша придет, рядом сядет.
Две больших, две надежных руки у него — все наладит.

Все наладит, все наладит, все наладит —
переждем, переждем.
На кого же надеяться, кроме?
Разговоры идут день за днем все о нем в нашем доме.

В нашем доме, в нашем доме, в нашем доме —
сквозняки, сквозняки.
Да под ветром корежится крыша...
Ну-ка, вынь из карманов свои кулаки, мастер Гриша.

1968

@темы: марш миллионов

---

Я так подсел на эту дневниковую иглу, что уже шагу не могу ступить, чтобы не отчитаться. То есть, если я не выложу какой-нибудь черновичёк или отрывочек, и не получу какого-нибудь отклика (неважно какого) мне трудно довести работу до конца. А так уже как-то обязывает.
Так что прошу простить великодушно за фрагмент из большой и мало кому интересной работы — вдруг кто-то из относящихся ко мне хорошо подтолкнёт меня на продолжение. Это об Окуджава в Калуге:


Пожалуй, настало время поговорить немного, наконец, о стихах Булата Окуджава калужского периода поподробнее. Принято считать, что всё, написанное и опубликованное им в Калуге — конъюнктурно и бездарно. Это давно уже стало общим местом.
Боюсь, что начало такому отношению к своему раннему творчеству положил сам Булат Шалвович своей гипертрофированной самоиронией, граничащей с самоуничижением.
И вышла, наконец, маленькая книжечка очень плохих стихов, потому что я писал — ну о чём я мог? — я писал стихи в газету к праздникам и ко всем временам года. Значит: весна — стихотворение, зима — стихотворение, по известным шаблонам…
…Мне казалось, что я уже достиг совершенства, и кончилось тем, что в Калуге выпустили мою маленькую книжечку стихов. Ну, это стихи были посвященные 1 мая, 7 ноября, Новому году, 8 марта, лету, осени, зиме, весне. Вот так вот. Были похожи друг на друга и на стихи очень многих других поэтов.
Значит, стихи были плохими и так называемыми «датскими», то есть, написаны они были по поводу какой-то даты, какого-то праздника. И исследователи творчества поэта с удовольствием поверили ему, даже не удосужившись проверить, так ли уж все безнадёжно плохо.
Вот что пишет, например, Валерий Сажин о стихотворениях Булата Окуджава того времени:
То, что публиковал Окуджава в 1953 – 1956 гг. (если вводить это в разряд жанровых определений), можно назвать «стихотворениями на случай» (что в ХVIII в. было писать не зазорно, а в советские времена стало аттестоваться как конъюнктура): первая публикация приурочена ко дню смерти Ленина, затем излюбленным праздником Окуджавы в 1954 –1957 гг. становится 1 мая, день рождения Ленина, день гибели Пушкина, столетие смерти Гейне, Новый год...
Примерно так же об этих стихах высказывается Дмитрий Быков:
При Панченко Окуджава печатал в «Ленинце» стихи к датам — летние, зимние, праздничные, как это было тогда принято; существовал еще жанр «лирической зарисовки» или стихотворной подписи к фотографии.
Правда, говорить о стихах молодого Окуджавы мы толком не можем — судить приходится по неопубликованному, а то, что писалось для себя, он впоследствии уничтожил; то, что печаталось в калужских газетах и составило книгу «Лирика», он сам оценивал невысоко уже в пятидесятые.
Последняя фраза Быкова загадочна — что имеется в виду под судить по неопубликованному, если сам же Быков заявляет, что всё неопубликованное поэт впоследствии уничтожил? И если автор жэзээловской книги всё-таки располагает какими-то случайно сохранившимися рукописями, по которым ему приходится «судить», почему он не поделится ими с читателем? И откуда вообще известно, что Окуджава уничтожил всё то, «что писалось для себя»?
А вот что говорит Ольга Розенблюм, защитившая по этой теме кандидатскую диссертацию:
Однако еще в 1956 году вышла его первая книга «Лирика», и в ней мы находим клише, канцеляризмы, патетические высказывания.
Дальше ещё лучше:
Но Окуджава, и в более поздние годы не бывший борцом, в диссидентском кругу все-таки не диссидент, писал в 1950-е стихи, легко проходящие ту самую цензуру, писал их не только потому, что понимал конъюнктуру, но и потому, что считал нужным писать их именно так.
Из последнего высказывания Розенблюм вырисовывается совсем уж неприглядный образ придворного поэта-приспособленца, вызывающий из глубин памяти имена Николая Грибачёва или Егора Исаева.
Хочется посочувствовать О. Розенблюм, что она вынуждена заниматься творчеством столь несимпатичного ей человека.
По части загадок Розенблюм тоже большая мастерица. Вот она пишет в своей работе на соискание учёной степени о произведении, о котором исследователям известен только сам факт его написания и то со слов свояченицы Булата:
…более позднее стихотворение, уже в калужский период написанное, которое И.В. Живописцева условно называет поэмой «Белая медведица» — «о женской любви, ревности, о первых подозрениях».
И вдруг идут пространные рассуждения на тему:
Сказать, что в стихах о медведице есть образ, а стихи об Афродите безобразны, было бы натяжкой. Но стиль, способ изображения чувств другие. Стихи Окуджавы, предназначенные для печати, говорится ли в них о любви или о чем-нибудь еще, содержат правило: «Если сполна надышаться <...> выйдет <...> Афродита». Этим и любопытно для нас стихотворение об Афродите, написанное «на перекрестке двух поэтик»: она «улыбнется знакомо», она «соседка» (ср. «А она на нашей улице живет» в стихотворении «Эта женщина! Увижу и немею...»), на ней простенькое ситцевое платье (ср. «ситцевые женщины» из стихотворения 1959 года). Афродита, при всей ее будничности, — богиня, и, казалось бы, точно такое соединение будничного и высокого и в стихах Окуджавы конца 1950-х годов: «Мне нужно на кого-нибудь молиться...» — лишь один пример из множества возможных. Образы, вроде бы, близкие, но вписаны они в разные «рамки»: в стихотворении об Афродите говорится о том, как бывает: «Если <...> то» (ср. стихотворение 1942 года именно с таким названием), а не о личном переживании, — хотя подразумевается, конечно, именно оно. От «если <...> надышаться» 1956 года до «мне нужно» 1959-го — большой путь.
Мало того, что здесь идёт разбор стихотворения, которого никто никогда не видел, но ещё и стиль изложения таков, что не всякому человеку доступен. Мне, например, совершенно недоступен, хотя я с готовностью соглашусь, что это от недостатка моего образования. Но всё же лучше бы учёным людям снизойти до того, чтобы их понимали простые читатели — им это должно быть проще, чем нам подняться до их уровня.
Однако, чтобы начать разговор о стихах Булата Окуджава калужского периода, следует вернуться на несколько десятилетий назад.
Сначала об этих стихах вспомнил Евгений Евтушенко, через двадцать лет после выхода «Лирики». Он написал в предисловие к первой большой пластинке Булата Окуджава в СССР в 1976 году:
Я прочел первую калужскую книжку стихов Окуджавы, и особого впечатления она на меня не произвела.
И тут же Евтушенко говорит о второй книге Булата:
(…)Окуджава показал мне рукопись своей новой книги. Раскрыв ее, я был поражен — эти стихи, казалось, были написаны совсем другим поэтом, если сравнить с калужской книжкой.
Сразу оговорюсь — не обладая филологическим образованием, не берусь дискутировать о поэтических достоинствах ранних стихов Булата Окуджава. Да и есть в этом какая-то доля субъективности, по-моему, в оценке талантливости написанного.
Поэтому посмотрим на эти стихи только с точки зрения их коньюктурности, о которой дружно твердят вышеупомянутые исследователи.
Займёмся просто арифметикой, вооружившись калькулятором. Оказывается, в «Островах» — книге, которая Евгению Евтушенко, в отличие от «Лирики», понравилась, — пять стихотворений калужского периода, в том числе и из «Лирики», кстати. Больше того, из двадцати пяти произведений, составивших «Лирику», лишь десять не включались в последующие авторские сборники.
Неужели Окуджава до самой смерти публиковал свои старые конъюнктурные стихи, посвященные 1 мая и 7 Ноября? Придётся заодно уж подсчитать, сколько же из напечатанных в «Лирике» стихотворений были «стихами на случай». Калькулятор пришлось отложить — нашлось только одно! Это стихотворение «Ленин», впервые напечатанное 22 апреля 1955 года в газете «Молодой ленинец». Кто не верит — сам может проверить — в книге «Лирика» это единственное «датское» стихотворение. Но ведь В. Сажин указывал и на другие праздники:
…затем излюбленным праздником Окуджавы в 1954 –1957 гг. становится 1 мая, день рождения Ленина, день гибели Пушкина, столетие смерти Гейне, Новый год...
Действительно, стихотворение «Гейне» в книге есть. Вот только публикуется оно в книге впервые, то есть ни к какой конкретной дате в газетах оно не появлялось. Или Окуджава книгу подгадал к столетию со дня смерти Гейне? Всё же правильнее, пожалуй, будет предположить, что стихотворение появилось под впечатлением от юбилейных торжеств или статей, которые ему попались в газетах. А это ведь совсем не то, что написано к «излюбленному празднику». Да, там ещё у Сажина день гибели Пушкина фигурирует, как «излюбленный праздник». Ну, так Окуджава в течении жизни написал много стихотворений о Пушкине, почему бы одно из них не опубликовать в газете в день смерти поэта?
Итак, вопреки уверениям ряда исследователей творчества и биографов Булата Окуджава о том, что в Калуге тот писал почти исключительно заказные конъюнктурные стихи, в первой книге поэта удалось обнаружить всего одно такое стихотворение — «Ленин».
Впрочем, с этим стихотворением тоже всё не просто. Вообще, тема конъюнктурности тоже требует особого рассмотрения. Но для начала я позволю себе отвлечься, перенесясь во времени на двадцать с лишним лет вперёд от времени написания этих стихов. Как-то один из патологически ненавидящих Булата Окуджава критиков некто Бушин написал разгромную статью по подводу романа «Путешествие дилетантов». В романе есть фраза:
Мы сидели, подобно кочевникам, изогнувшись, расслабленно раскинув руки, полуприкрыв глаза, и пили ледяную водку, и крепенькие молодые огурчики свежего посола с хрустом раскалывались на наших зубах.
И критик с присущим ему задором вопрошает:
И откуда взялись молодые огурчики свежего посола, если на дворе — октябрь?
На что Окуджава заметил как-то в одном из своих устных выступлений, что критик судит о том времени с точки зрения современного покупателя — почему бы у князя (речь идёт о событиях двухсотлетней давности) не водиться малосольным огурчикам круглый год.
Вот именно это и происходит со многими исследователями раннего творчества Булата Окуджава — они судят с точки зрения современного покупателя. Возможно, сами они уже в то время знали всю правду о Ленине и историческое значение Октября верно оценивали. Но таких было ничтожное меньшинство, смею заверить. Подавляющее же большинство советского народа Ленина искренне любило и боготворило. И Булат Окуджава не был исключением, о чём он сам неоднократно заявлял.
Помнится, друзья всякий раз обещали меня избить, если я не замолчу, едва лишь я что-то начинал говорить о Ленине. Причем это уже не пятьдесят четвёртый или пятьдесят пятый годы были, а восьмидесятые. И друзей моих трудно было заподозрить в лояльности к советскому режиму, но — Ленин! Ленин — это было святое для советских людей. Для кого-то и сейчас остаётся.
Поэтому очень хотелось бы, чтобы нынешние критики как-то учитывали реалии того времени, о котором пишут.
Теперь, наконец, хотелось бы вернуться в русло нашего повествования, в 1 мая 1954-го, когда после большого перерыва в газете «Молодой ленинец» было опубликовано стихотворение Булата Окуджава «Весеннее».
Вот это стихотворение:
Весна — не только ледоход и грозы,
и тёплый ветер на лице твоём,
апрельских звёзд бесчисленная россыпь,
и первый гимн, пропетый соловьём.
Знакомые весенние дары…
Наш город стал совсем неузнаваем:
ещё вчера спешили маляры,
кистями разноцветными играя,
и мостовую дворники мели.
Но вот звезда последняя погасла,
и улицы внезапно шелком красным,
знаменным шелком буйно зацвели.
Но, проходя по городу в колоннах
и вдохновеньем творчества горя,
мы не забыли тех, что под знамена
вставали в те года, до Октября;
вставали, как в сражениях встают,
встречая испытание любое...
Они любили Родину свою
горячей, неизменною любовью,
любили жизнь, а им — петля и кнут,
сибирский плен суровый и далекий,
и люди, полюбившие Весну,
шагали по Владимирской дороге.
Лихая смерть смотрела им в глаза,
над ними тучи сумрачно висели.
Их жаркой крови падала роса
на майскую нетронутую зелень.
Нет, памяти о них года не скроют,
и гул боев минувших не затих:
ведь мы любить учились у героев,
И мужеству учились мы у них,
у них, великих, и у них, безвестных,
у них, добром помянутых не раз...
Они идут сегодня с нами вместе,
они во всем, что окружает нас:
в строительства размахе и величье,
в расцветших яблонь утреннем дыму
и в том, что мы хозяевами нынче
по городу проходим своему.

Я обещал не касаться художественных достоинств и недостатков стихов Окуджава тех лет и не стану этого делать. Просто привёл это первомайское стихотворение, чтобы ещё раз показать, что нет никакой пропасти между Окуджава ранним и поздним. По-моему, это очень окуджавское стихотворение, с его узнаваемыми образами: тут и столь милые его сердцу маляры с разноцветьем красок и дворники на мостовых. И праздничное настроение автора вовсе не выглядит фальшивым. Так что я не стал бы от него пренебрежительно отмахиваться, дескать, заказная дрянь.
Ещё раз хочу заострить внимание читателя — время было другое, и люди были другие. Первое мая был всенародным праздником и притом от души, а не из-под палки. Для примера вот редакционная передовица, напечатанная рядом с обсуждаемым стихотворением — текст, действительно коньюктурный до пародийного. Но даже он не казался смешным и фальшивым не только подавляющему большинству советского народа, но и его сочинителю, иначе он написал бы по другому:
Весна человечества
От края до края ярким праздничным нарядом украсилась наша земля. Кому не хочется сегодня окинуть всю её мысленным взором и полюбоваться по-новому волнующим величием её красоты! Она уже не та, что была в дни прошлого Первомая. Богаче, могущественнее и ещё красивее стала ты, Родина. И уже не один поэт — народы поют тебя, как цветущую весну человечества, рождённую в трудах и в бою.
…
Эта весна несёт нам много нового. Мы развёртываем гигантскую борьбу на полях, форсируем большие и малые стройки, добиваемся нового повышения производительности труда. Никто из нас не пожалеет сил в этой борьбе. Решающий год пятой пятилетки многое преобразит на нашей земле, она станет ещё прекраснее.
Пусть вечно радует мир наша славная родина — солнечная весна человечества!

А теперь давайте уж заодно посмотрим и остальные стихи, которые Булату удалось опубликовать в рассматриваемом нами 1954 году, чтобы потом не возвращаться к этой теме. Тем более, что стихов этих, как уже говорилось, только три вопреки мнению Быкова, что Окуджава публиковался по нескольку раз в месяц. И ещё отрывок из поэмы о Циолковском.
Итак — следующая в этом году публикация. Она будет только через четыре с половиной месяца, 19 сентября, но уже в газете «Знамя», что говорит о том, что и здесь табу с его имени снято. Интересно, по какому поводу, к какой красной дате календаря написано это «конъюнктурное» стихотворение?

Далёкий путь. Вагоны за вагоном
к моей Москве настойчиво бегут,
их то обнимет лес огнём зелёным,
то степи под колёса упадут.

А паровоз кричит, землей красивой
как будто бы впервые удивлен.
И смотрят, смотрят на простор России
взволнованные гости из окон.

Они прошли со всех окраин света...
Каких препятствий не было в пути!
Но впереди была Москва, и это
им дало сил пробиться и пройти.

Еще клубится ночь, и в небе звезды,
заветный час пока еще вдали,
и можно спать вполне под стук колесный,
но гости к темным окнам подошли.

Разве же это не окуджавское «фирменное» стихотворение? С лесом, обнимающим вагоны, со степями, падающими под колёса? Это же его паровоз кричит от удивления!

Постель забыта. Нынче не до сна им.
Незваным гостем сон уходит прочь.
Не спится им. Они часы сверяют
уже который раз за эту ночь.

И каждый смотрит в темноту ночную,
как будто разглядеть стремится там
свою надежду давнюю, живую,
не сдавшуюся пыткам и годам.

И вот уж за спиною версты странствий,
вот, наконец, гремит гудка раскат...
Мелькнуло Подмосковье. Здравствуй! Здравствуй!
В рассветной дымке вставшая Москва.

Так по какому же поводу написано это стихотворение? О чём это? Что это за гости и через какие такие препятствия они пробивались из последних сил? Да это же о «не сдавшейся пыткам и годам» маме, о её возвращении из сибирской ссылки!
Вот только дальше что-то не об этом как будто:

Высокий негр улыбкою светлеет,
испанец руку сжал в кулак свою,
как будто перед матерью своею
немую клятву дав стоять в бою.

Москва! Москва! Их будущее в этом.
Их этот новый мир спаял, сроднив.
Они отсюда понесут по свету
своих сердец зажженные огни.

Почему здесь негры и испанцы? Тут опять-таки надо подходить не с точки зрения современного покупателя. О том, чтобы напечатать в 1954 году стихи о возвращающихся из советских лагерей и ссылок, не могло быть и речи. Нужно было как-то завуалировать тему стихотворения, и Окуджава пустил этот поезд в Москву не с востока, откуда возвращались ссыльные, а с запада. Хотя вдумчивому читателю, конечно, должно быть подозрительно — какие негры и испанцы в 1954 году целыми поездами в Москву спешат? Ладно бы, это был 1957 год, год Всемирного фестиваля молодёжи. Но цензоры, к счастью, не были такими вдумчивыми читателями — у них просто физически не было времени дотошно вчитываться в ежедневные газетные материалы.
Мне могут возразить, что я это всё сам придумал, а на самом деле Булат Окуджава писал не о маме в этом стихотворении. Но это ведь не мне одному так показалось, вот и сам Валерий Сажин в предисловии к книге Булата Окуджава «Стихотворения» 2001 года, рассказывая о матери поэта, цитирует это стихотворение:
«…в его стихах, с первых публикаций в 1954 г. до последних 1997 г., мама – постоянный персонаж, адресат и собеседник: «испанец руку сжал в кулак свою, / как будто перед матерью своею / немую клятву дал стоять в бою»».
Сажин, правда, называет её фамилией Окуджава, на самом же деле она оставалась Налбандян до самой смерти.
Итак, всего лишь второе стихотворение, опубликованное в газете «Знамя» (первое, напомню, «Моё поколение», было напечатано 21 января 1953 года) и уже — крамольное. Ничего себе — конъюнктурный поэт!

---

горе от ума

В юности бывший советский пролетарий был очень умным человеком. Окружающие ему частенько так прямо и говорили:

— Ишь ты, какой умный!

Это произносилось по-разному — порою с удивлением, что такое возможно, порой еле сдерживающимся от негодования дрожащим шёпотом, состоящим из одних только согласных букв.

Но пролетарий чувствовал, что и те и другие произносят это без одобрения и понимал, что это от зависти. Сам он кроме прочих
недостатков начисто был лишён этого прекрасного чувства. Да-да, нам представляется, что зависть не так плоха, как принято о ней думать. Ну, смотря какая, конечно, ведь недаром люди уже давно разделили это свойство человеческой психики на два антагонистическими
цвета. Чёрная зависть — это действительно нехорошо — она иссушает мозги и выхолащивает душу или наоборот, не важно. А вот белая, напротив, делает человека лучше и выше, и является двигателем прогресса цивилизации и катализатором улучшения человеческой расы. То
есть в человеке должно быть всего, и зависти тоже, но этого всего должно быть в меру.

Наш же пролетарий тем и отличался от гармонично развитых людей, что если уж чего у него было, да хоть того же ума, например, то
в избытке. А если уж чего не было, то начисто! Вот и чувство зависти любого цвета ему было совершенно не присуще, поэтому он с детство не стремился учиться хорошо, одеваться хорошо или вести себя хорошо. Так, чтобы перед другими не было стыдно. Подозреваю, что чувство стыда, как и зависти, тоже осталось у него в зачаточном состоянии так и не став полноценным органом.

Родители частенько выговаривали подрастающему будущему пролетарию, что у людей дети, как дети и только их семью за что-то бог наказал. Сын стоически выслушивал эти стенания, не испытывая, однако, ни зависти к счастливым семьям с удачными
детьми, ни стыда, что сам он удачным не уродился.

Правда, в юности касаемо зависти было у пролетария одно маленькое исключение. Это началось ещё со школы — стоило кому-то из его
друзей влюбиться в девочку, как будущий пролетарий моментально влюблялся в неё же. Ему казалось чудовищно несправедливым, что эта девочка достанется кому-то другому. Эта его юношеская зависть доставляла немало хлопот и неприятностей будущему пролетарию, но к счастью, со временем он понял, что все девочки ему всё равно достаться не могут, поэтому не стоит жадничать. Так он лишился и этого, последнего вида зависти.

Вообще, сколько себя помнил будущий бывший пролетарий, противоположный пол всегда был объектом его повышенного интереса. В
раннем детстве его излюбленной игрой со сверстницами была игра в доктора и пациентку. С годам игры усложнялись, не меняясь по сути.

Интерес к противоположному полу так и не ослаб и однажды пролетарий встретил девушку, которую безумно полюбил. Он любил её так сильно, что всё время смотрел только не неё, а когда её не было рядом, думал только ней. Он практически перебрался к ней в её рабочее общежитие. Режим работы у неё был сменный, и когда она уходила на работу, он вынужден был, чтобы не лишиться рассудка от горькой разлуки, коротать время с её сменщицей из другого рабочего общежтия. Так он и кочевал из одного общежития в другое, благо они недалеко друг от друга были. Утром пролетарий на автобусе провожал свою любимую до заводской проходной, но, простившись, не уезжал сразу, а ждал сменщицу той, кого проводил. И вместе с ней уже возвращался в город. Мне вот даже стыдно писать о таком человеке, а он чувствовал себя вполне комфортно ввиду неразвитости или полного отсутствия целого ряда человеческих качеств, если помните.

Так продолжалось до тех пор, пока пролетарий не уехал жить в другой город. На новом месте он очень тосковал по любимой и непрерывно писал ей письма. Время от времени они общались по телефону. Делалось это так: нужно было заранее заказать разговор на специальном переговорном пункте, которых было тогда много в каждом городе. Тот с кем вы желали поговорить, получал по почте извещение, вроде повестки, что так, мол, и так, просим вас явиться в указанное время в отделение милиции… тьфу, на переговорный пункт, с вами желают поговорить. И вот, в условленный час, абоненты одновременно сходились, как бандиты на стрелку, на переговоры, правда, каждый в
своём городе.

Меня могут спросить: а чего это они так уж себе голову морочили, что, не могли созвониться по скайпу? Но я не найду чего ответить на этот простой вопрос. Недавно я где-то слышал, как в начальной школе на экзамене среди вопросов был и такой: как древние рыцари добывали свои доспехи? И, как нынче принято, несколько вариантов ответов: делали сами, покупали, заказывали по интернету. Большинство детишек склонны думать, что заказывали по интернету.

Впрочем, бог с ними, со скайпом и интернетом. Я же о другом рассказывал, хотя последние двое много, много интереснее моего бессовестного пролетария.

Итак, он живёт в другом городе, безумно тоскует по своей невесте (да-да, он уже твёрдо решил на ней жениться!), пишет ей письма и иногда даже разговаривает по телефону. Параллельно он, конечно, знакомится в другом городе с другой девушкой, тоже очень хорошей. И постепенно, общаясь с новой девушкой, понимает, что любит её тоже и так сильно, что тоже готов жениться. Он даже уже перебрался к ней, без сожаления расставшись со своей съёмной квартирой. Но в нашей стране полигамные браки не приняты, поэтому пролетарий мучается, не в силах сделать выбор. Так проходит месяц за месяцем, а пролетарий всё мучается и мучается.

Наконец, в один прекрасный день невеста из другого города сама решила приехать навестить своего жениха. Встреча была чудесная, они
целый день гуляли по городу, не могли наговориться и насмотреться друг на друга! И только одна мысль не давала покоя пролетарию – куда он устроит свою невесту переночевать? Ведь от своей съёмной квартиры он уже отказался, а определиться в гостиницу — это всё равно что… всё равно что… Да в те времена проще по скайпу было позвонить, чем получить гостиничный номер! Не говоря уж о том, что никто их вместе не поселит без штампа в паспорте. Не говоря уже о том, что местная невеста ждёт его у себя дома!

Вот так вот легкомысленный и бессовестный человек может сам себя в безвыходное положение поставить.

Тем временем вечерело. Нужно было что-то делать — например, пристроиться с иногородней невестой в чьём-нибудь подъезде.

Предварительно позвонив по автомату местной невесте с новостью, что он срочно вынужден отбыть на совещание Малого Совнаркома.

Но мы ещё в начале повествования сообщили, что наш пролетарий в молодости был очень, очень умный. Поэтому он не пошёл по такому
тривиальному пути, как ночёвка любимой невесты на вокзале или в подъезде, да ещё отягчённая ложью другой невесте. Нет, пролетарий поступил по-умному — он просто повёл ночевать иногороднюю невесту к местной.

Для девушек этот пролетарский сюрприз почему-то не стал большой неожиданностью. Невесты с видимым удовольствием познакомились.
Были подчёркнуто вежливы и предупредительны друг с другом. Хозяйка дома сама постелила гостье и неизвестно чьему жениху лучшую кровать в доме. Сама легла в другой комнате. В душе пролетария скребли когтями неведомые ему доселе чувства, одно из которых люди называют стыдом. Названий других чувств он не знал, но они тоже больно царапали. Пока шли приготовления ко сну, он малодушно курил в подъезде, кляня себя за чрезмерный ум и прочие качества. В квартиру идти не хотелось, мечталось свернуться калачиком на коврике под какой-нибудь из дверей. Думалось, что вот именно коврик под дверью и есть лучшее место отныне и навсегда для умного пролетария.

Но делать нечего — пришлось всё-таки возвращаться в квартиру, вымучив казавшуюся ему жизнерадостной улыбку, адресованную обеим
невестам. Было уже очень поздно, и чертовски уставший от целого дня прогулок и переживаний пролетарий валился с ног. Он добрёл до гостевой кровати и лёг, попытавшись обнять невесту после долгой разлуки. Однако, та не далась, а наоборот, столкнула жениха с кровати и сказала ему идти в спальню другой невесты. Совсем осоловевший от усталости пролетарий безропотно отправился, куда
ему велели. Но и там он не увидел тёплого приёма:

— Как тебе не стыдно! К тебе девушка приехала издалека после долгой разлуки, а ты…! Возвращайся немедленно!

Пролетарий, как телёнок, ищущий между двух коров мамкино вымя, послушно повернулся и пошёл. Но снова был отвергнут. Так он и ходил некоторое время из одной спальни в другую, пока не пристроился на полу в коридорчике, поскольку комнат в квартире было всего две.

---

ещё о преимуществах здорового образа жизни

Один мой знакомый несколько последних десятилетий прожил в Лондоне и даже умудрился там получить гражданство. При встречах он всякий раз смотрел не меня неодобрительно. То ли цвет лица моего ему не нравится, то ли фигура не устраивает. Вслух он, правда, своего неодобрения не высказывал, не настолько мы близко знакомы, но своим близким он все уши прожужжал о преимуществах здорового образа жизни.
Сам он поставил себе задачу прожить до ста лет, поэтому не пил, не курил и делал ежедневные пробежки по 10 миль. Мне, конечно не близка подобная цель жизни, а тем более издевательства над собой, сопряжённые с достижением этой сомнительной цели. Стоит ли мучиться до ста лет, изнуряя себя ежедневными пробежками?
А позавчера он умер. Ночью, во сне. В возрасте 55 лет. Жалко, конечно, человека, так подло обманувшегося в своих надеждах.
Но я порадовался за себя – хорошо, всё-таки, что я ежедневно не бегаю по 10 миль! Помиратиь не обидно.

---

Что-то засиделся я на Кипре. И то сказать — чуть не неделя прошла, как
вернулся из Москвы. Посмотрел я свой сад-огород, оценил виды на урожай, попривязывал
виноградник — вроде делать больше нечего. Не писать же очерк про Булата
Шалвовича в 1954 году, который я обещал сдать ещё два месяца назад. Всё равно я
уже забыл, что хотел написать.

Поеду-ка я лучше завтра в Дубай. Может, там лучше писаться будет.

 

---

ОБ ОДНОЙ ИЗ ЛЮБОВЕЙ МОЕГО БОЛЬШОГО СЕРДЦА

С этими никчемными поездками в Москву чуть не забыл отметить, что уже десять лет прошло как не стало одного из любимых моих писателей Виктора Викторовича Конецкого.

Некоторые называли его писателем-маринистом. По-моему, это так же оскорбительно звучит, как назвать Воннегута или Стругацких писателями-фантастами. Нет, они были просто писателями. Вернее, так — они были просто Писателями.

Говорят, талантливый человек во всём талантлив. Вот и Конецкий, как подобает гению, был талантливым не только писателем, но и художником.

Вот только в вокале он не преуспел. Об этом вспоминал его друг режиссёр Георгий Данелия, который снимал фильм «Путь к причалу» по сценарию Конецкого:

Два с половиной месяца мы провели в одной каюте — изучая материал к фильму, шли на сухогрузе «Леваневский» по Северному морскому пути. Каждое утро Конецкий

пел. Пел он фальшиво, гнусным голосом, всегда одну и ту же песню… Ох, как
хотелось ему врезать по затылку! Но я сдерживался.

В другом исполнении эту песню я услышал, когда мы вернулись из плавания и пошли в гости к писателю Юрию Нагибину. Там усатый худой парень взял гитару и запел: «Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет…» Я тронул парня за плечо и вежливо сказал:

— Я вас очень прошу, пожалуйста, спойте что-нибудь другое. От этой песни меня тошнит.

Так я познакомился с Булатом Шалвовичем Окуджавой.

Данелия опускает подробности о реакции Булата на то, что кого-то от его песен тошнит, но важно другое (для меня важно) — ленинградец Конецкий знал и любил эти песни раньше, чем многие представители творческой элиты Москвы вообще узнали имя их автора.

Впрочем, меня опять не туда заносит. Есть у меня один странный дефект — о чём бы не взялся рассказывать — всё равно Окуджава получается. Нет, конечно, есть и другие дефекты, но они не такие странные.

Лучше я, чтобы сменить тему, какую-нибудь цитату из Виктора Викторовича приведу для тех, кто ещё не успел его полюбить так, как я:

Есть люди, которым не везет с рождения во всем и до самой смерти. Идет такой человек поздней ночью пешком через весь город, потому что на одну секундочку опоздал к последнему автобусу.

Именно на одну секундочку. А опоздал, потому что забыл в гостях спички и было вернулся за ними, но посовестился опять тревожить, а тем временем автобус... Денег на такси у таких людей никогда не бывает, но ленивые наши, высокомерные ночные таксисты обязательно сами притормаживают возле безденежного неудачника и спрашивают: «Корешок, тебе не на Охту?» А ему именно на Охту, но он отвечает: «Нет, на Петроградскую».— «Ну ладно,— говорит тут шофер.— Садись, подвезу».— «Спасибо, я прогуляться хочу», — бормочет неудачник. «В такой дождь? Да ты в уме?!».

И вот бредет неудачник совсем один по ночным улицам под дождем и все хочет понять, в чем корень его невезучести, и все сильнее хочет курить, но спичек-то у него нет. И вот он ждет встречного прохожего, чтобы спросить огонька. Наконец встречный появляется. Издали виден огонек сигареты. Неудачник достает папиросу, раскручивает ее и уже предвкушает дымок в глотке. И вдрут видит, что прохожий отшвыривает сигарету прямо в лужу. «Ничего,— думает неудачник.— У него спички есть». Но в том-то и дело, что спичек у прохожего не оказывается. Вообще-то он достает коробок, долго вытаскивает спичку за спичкой, но все, до самой последней, они оказываются обгорелыми. А дождь идет все сильнее. И кончается тем, что прохожий вдруг орет: «Черт! Промок из-за тебя, как... как... На коробок и иди к...» И неудачник машинально берет пустой коробок и идет к...

(«Невезучий Альфонс»)

Легко, радостно и с любовью писал Конецкий о своих героях. А о себе — горько и беспощадно. Но о чём бы и ком ни писал Виктор Викторович, всегда было видно, что это мужественный, красивый и честный человек.

Надо рассказать и о своей болезни. Курить я начал рано, лет в тринадцать. Пишу об этом, т. к. табак и алкоголь в отрочестве действовали на меня схожим образом. Будили веру в мечту. В тринадцать лет я пьянел от махорки, как в шестнадцать-семнадцать от пива и вина. Первые выпивки связаны с первыми получками (очень мало нам платили, когда я был воспитанником военно-морского училища, но все-таки платили). И еще мы продавали пайковый сахар и мыло. Несколько раз в возрасте до 18—20 лет я напивался до отравления и отвращения. Но твердо помню, что с первых глотков алкоголя мне хотелось «добавить». Ощущение «недохватки» сопутствовало уже самым первым выпивкам. Мне было мучительно возвращаться из города в училище, если я не выпил хотя бы пива. Пили «ленинградскую» водку. Кажется, 150 грамм ее стоили 10 рублей. Запивали газировкой. Пили и «плодо-овощное». До двадцати лет ограничивался стаканом водки или бутылкой вина на двоих, но не от отсутствия желания, а от отсутствия средств. На «днях рождения» и других датах я напивался уже тогда. В моей семье алкоголиков не было. Отец любил выпить, но со вкусом, под хорошую закуску, только в субботу. В сознательном возрасте я никогда не видел отца пьяным. Иногда в увольнении отец угощал меня водкой под хорошую по тем временам закуску. И когда я шел домой в увольнение, то уже предвкушал, что выпью. В юности у меня были приступы нечеловеческой беспричинной какой-то тоски. Я способен был от тоски кусать подушку и кататься по дивану. Моим самым типичным времяпрепровождением в возрасте 18—22 лет в увольнении было выпить и ходить по набережным, хотя замкнутым я никогда не был. Просто мне часто было тошно. Такие приступы тоски у меня бывают и сейчас.

Друзья мои той поры все были многочитающими, думающими ребятами.Все они стали алкоголиками. Самый близкий мне парень потом покончил с собой — повесился. С другим я случайно встретился много лет спустя в Бехтеревке.

Ага, вот и нашёл я объяснение ещё одного моего странного дефекта. Дело в том, что непьющие люди мне всегда были подозрительны. Я не знал, почему, просто на инстинктивном уровню.

А оказывается, непьющие — малочитающие и недумающие люди.

 

@темы: Виктор Конецкий

---

Приехал домой, а тут чудеса какие-то творятся -- каждый день с утра до вечера птички клювами в окна стучат. Чего им надо -- не пойму. Причём в открытые окна не залетают, только стёкла им подавай. Посмотрел в интернете -- там говорят, что такое бывает поздней оснью, когда резко похолодает и птицы ищут тепла. Ну, это в России, может быть, а у нас тут не могу сказать, чтобы сильно похолодало.

---

о любви к родине

Холодным ранним тёмным и неприветливым утром я зашёл к
ней купить немножечко ессентуков.
Ессентуки вместо упраздненного по злобе боржому делались в соседнем подвале и
по той же старинной рецептуре – на одну тонну воды килограмм соды и два
килограмма соли.

И всё же, зная рецепт до тонкостей, я желал выпить именно водички с ессентукским
именем – оно, говорят, для моей печени
очень хорошо. Ессентуки были тёплыми, хозяйка их, напротив — холодна. Взглянув
на моё измученное постоянным употреблением минералки лицо, она ещё сильней
похолодела. Я достал из кармана пригорошню мелочи, водрузил болтавшиеся доселе
на маечном воротничке очки на то, что так огорчило с утра хозяйку ессентуков и
принялся сосредоточенно изучать содержимое своей пригорошни.

И вдруг моё последнее действие её развеселило. Видимо она
увидела в моей руке с монетами и согбенной к ним седой нестриженной голове
нечто забавное. Она предложила помочь и
я с удовольствием и облегчением высыпал всё, что было нажито непосильным трудом
в её тёплые ладошки. Она быстро отсчитала необходимое и тут наши глаза
встретились.

И неожиданно в глазах
её молодых я увидел невесть откуда
взявшуюся, нет, не теплоту даже, а любовь! Она смотрела на меня, как бы
спрашивая, что ещё она может сделать для меня. Я ответно улыбнулся ей, давая
понять, что старания её напрасны — пистолета у неё всё равно нет.

Но она продолжала улыбаться какой-то не просто доброй, а
светлой, освещающей весь утренний мрак моей прекрасной страны, улыбкой до
самого моего ухода. Казалось, что она
поняла — не всякий человек, требующий утром ессентуков — дурной человек.

И я шёл себе к подъезду и думал — как же я люблю свою
несчастную родину и её обитателей! Как я хочу видеть всегда и особенно перед
самой смертью стеснительные, виноватые и любящие улыбки её обитателей, пусть
через слёзы, которые делают улыбку лишь чище.

---

переход в новое качество

Вот через
несколько часов я уеду в Москву! Типичный, понимаешь ли, советский пролетарий на
родину едет. А что там меня ждёт? А ничего не ждёт — ни кола, ни двора, ни
собаки. Раньше хоть у жены машина оставалась, так и ту за долги отобрали.

Жить будем
по людям. В своих шортах и майке я наверняка схвачу воспаление лёгких и прочего…

Нет, если
вернусь — надо будет писать теперь не про бывшего советского пролетария, а про
нынешнего люмпен-пролетария…

---

цветы на моём балконе для Турмалин!

---

homo sapiens

Люди с излишне развитым самомнением
часто склонны искать и находить какие-то отличительные особенности между своим
видом и остальными представителями живой природы. Естественно, то, что удаётся
найти, всегда выгодно отличает их от последних, что даёт основания для ещё
большей гордости, которой и без того эти самые homo sapiens
переполнены сверх всякой разумной меры.

Но мы сейчас не о гордости хотели бы
поговорить, хотя эта тема давно уже чешется, а лишь о реальных и мнимых отличиях
человека от животного.

Многие думают, что главное отличие
заключается в том, что люди библию или коран умеют читать, их апологеты,
наоборот, упирают на способность человека к созидательному труду. По-моему
заблуждаются и те, и другие. Пусть бы даже человек тору читал — всё равно он не
так уж далеко ушёл от воющей на луну собаки. А уж по части труда какие-нибудь
бобры, или уж, совсем прости господи, муравьи, превосходят большую часть вида,
считающего себя венцом природы настолько, что даже считать неохота, чтобы не оконфузиться.

Менее зашоренные и самовлюблённые люди часто
находят другое различие — у животных, де, чувства юмора нет. Тоже ничуть не
бывало — доводилось мне, и не раз, видеть, как могут веселиться братья наши
меньшие (последнего я не разделяю, но штамп — есть штамп, никуда от него не
денешься!). Причём, без всякого допинга! В то же время попадаются люди, юмор
которых мог бы украсить разве что какое-то растения, но никак не животного.

Так вот, на мой скромный взгляд
скромного российского учёного, единственная особенность, отличающая людей от
животных — это способность к абстрактному мышлению. Именно эта способность
делает наше поведение недоступным пониманию остального живого мира, что мы по
ошибке принимаем, как проявление большего
ума. Намеревается, скажем, человек с утра пораньше в поход отправиться, а
вместо этого целый день валяется в постели, умничая на тему своего
превосходства над остальной природой и сослуживцами. Можете вы себе представить
бобра, собиравшегося с вечера встать пораньше, чтобы строить плотину, валяющимся
следующим днём до обеда в постели?

Или, имея страстное влечение к какому-то
представителю противоположного (или своего) пола, он почему-то идёт к совсем
другому. Это всё от абстрактности мышления!

Или, скажем, собрался человек в выходной
день в музей сходить. Но абстрактное мышление не позволяет ему просто и без
затей встать и идти непосредственно в музей. Слишком во многих направлениях одновременно
работает его совершенный мозг и вот он уже в пивной, куда заскочил на минутку,
чтобы сделать более доступным восприятие художественных ценностей. Дальше его
голова начинает работать ещё абстрактнее и вот уже homo sapiens сидит в сквере в компании двух
обладателей такого же совершенного мозга и с нехитрой закуской обсуждает
проблемы, о которых самый разумный дельфин даже и не подозревает. К вечеру, так
и не добравшись до музея, любитель прекрасного валяется себе в подворотне,
глядя на высокие звёзды и такие высокие и прекрасные мысли посещают его большую
и прекрасную голову, что ничего, кроме презрения и жалости к остальным, живущим
на земле ему не на ум не приходит.

---

Золушка

Завидую тем, кто ещё не читал "Бойню номер пять" Курта Воннегута! И сожалею, что таких охотников, видимо, не много. А иначе, если бы все прочитали этот роман и всерьёз приняли там написанное, мир наш стал бы много лучше того, что мы имеем. Особенно, если "Бойню..." разобрать на фразы и написать эти фразы крупными буквами на всех рекламных щитах и стенах домов.
Но сейчас я хотел бы в честь праздничка попотчевать своих друзей пиэсой "Золушка", которая в романе описана не подробно и нам её любезно "восстановил" Юлий Черсанович Ким, которого я тоже очень люблю.





Приятного прослушивания!

@темы: Курт Воннегут, Юлий Ким

---

Жил такой поэт — Борис Рыжий. Очень хороший и чистый. Недолго жил,
всего двадцать четыре года. Жаль, что больше он не смог быть с нами.

Я понимаю, ему это было тяжело, но мне кажется, я сумел бы его

уговорить ещё немного погодить. Просто я старше его и он, может быть,
прислушался бы к увещеваниям старика. К сожалению, мы не были знакомы.

В наркологической больнице

с решеткой черной на окне
к стеклу прильнули наши лица,
в окне Россия, как во сне.
Тюремной песенкой
отпета, последним уркой прощена
в предсмертный час, за то что, это,
своим любимым не верна.
Россия, — то, что за пределом
тюрьмы, больницы, ЛТП.
Лежит Россия снегом белым
и не тоскует по тебе.
Рук не ломает и не плачет
с полуночи и до утра.
Все это ничего не значит.
Отбой, ребята, спать пора!

 

---

КАК ВАЖНО УМЕТЬ РАЗБИРАТЬСЯ В ЛЮДЯХ

Как-то раз в Италии, не помню, в каком городе
ввалились мы всем своим большим семейством в небольшую харчевню пообедать.
Семейство у меня большое в любом составе получается, а тут, кроме меня с женой
и троих наших маленьких дочек, ещё сестра моя с детьми и наши родители. Ну,
кое-как нам столы там сгрудили и мы шумно и долго стали размещаться, заняв
собой почти всё пространство траттории.

Ну, расселись кое-как, сидим, обедаем. А за
соседним столиком молодая пара — не то китаянка, не то ещё откуда-то из Южной
Азии, с ухажёром. Тоже, стало быть, что-то такое закусывают. Она расфранчённая
такая, вся модная, он поспокойнее.

И мы тоже спокойные такие, насколько это у нас
возможно при условии присутствия в одном месте пятерых детей и не всегда
адекватных меня и сестры. Самыми тихими у нас обычно бабушка с дедушкой — они
не только во внешних конфликтах не участвуют, но и от нас с сестрой стараются
подальше держаться, когда нам с ней вздумается подискутировать. Вообще, наши с
сестрой дискуссии, всегда возникающие неожиданно и из любого пустячного события,
может быть, даже, двух или трёхтысячелетней давности, имеют страшную разрушительную
силу, так что все остальные родственники предпочитают в это время находиться в
каком-нибудь другом месте.

Но в этот раз всё было тихо и пристойно. В нашем
понятии.

И всё, возможно, и кончилось бы так же тихо и
пристойно, но моя младшенькая возьми и опрокинь бокал с красным вином. Ну ,
облила, конечно, всё вокруг — бабушку, дедушку, тётку… Это ерундовое
приключение прошло бы незамеченным — к таким событиям мы все относимся спокойно.
Но вдруг через пару минут мы наблюдаем какую-то нездоровую активность за
соседним южноазиатским столом. Что-то та молодуха разволновалась и руками по-китайски
машет. Оказывается, несколько капель вина ухитрились долететь до её стоящей на
полу сумочки. Ну, моя жена, кинулась было извиняться, предлагать прачечные услуги,
но дедушка, не поворачивая головы от своего блюда, осадил невестку:

— Сядь на место и не обращай внимания! По-моему, она
наркоманка. Сидим, как сидели и кушаем.

А китаянка не унимается, потрясает своей сумочкой
над головой и требует администрацию.

— Мне она сразу не понравилась, — вполголоса
поделился жизненными наблюдениями дедушка, не отрывая глаз от своей тарелки.

Прибежавшему администратору пострадавшая энергично
что-то выговаривала, из чего я смог понять только, что сумочка стоит пять тысяч
евро.

Дедушка продолжал полушёпотом объяснять своему
выводку причину конфликта:

— Она сумасшедшая! Я как мы только вошли, глаза её
увидел и сразу понял!

Обладательница такой дорогой сумки, что я её не
только на пол боялся бы ставить — из дому не выносил бы, продолжала наседать на
расстроенного администратора тыча в нашу сторону пальцем. Он послушно поводил
страдальческими глазами на нас, но сказать нам ничего не хотел. Спутник
китайской девушки поднялся из-за стола и вышел на улицу.

Дедушкой этот жест не остался незамеченным:

— Вот сразу видно — нормальный человек! Мне он
понравился, как мы только вошли.

Всё это дедушка говорил, конечно, по-русски и глядя,
если не в свою тарелку, то на кого-то из нас. Со стороны могло показаться, что
дед настолько стар, что ничего не видит и не слышит, что происходит в метре от
нашего стола. И, не подозревая о каких-то неполадках, продолжает наслаждаться итальянской
кухней.

Наконец, мы закончили трапезу, расплатились с
официантом и вышли из этого слишком шумного для нас заведения. Сумочница
осталась буйствовать и требовала, по всей видимости, чтобы нам не дали далеко
уйти.

Мы шли неспешной сытой походкой, перегородив своей
семьёй неширокую итальянскую улицу, а дедушка продолжал поучать своих подрастающих
и стареющих отпрысков, как важно в жизни быть наблюдательным:

— А вы видели, как она ела? Она же рот открывала
неестественно, как крокодил! Я сразу заметил!

Я слушал его, шёл и думал, что напрасно мы,
наверное, ограничились только тем, что испортили сумку негодяйки. Надо было
хоть стукнуть её ещё, что ли…

---

столетник, цветущий круглый год

Где-то прочитал, что русское название алоэ — столетник — произошло
оттого, что оно цветет и дает плоды очень редко — раз в сто лет.
Оказывается, редко можно встретить счастливца, кому повезло наблюдать цветение
столетника. Притом, пишут, что «цветочки у него маленькие, узкие, собраны в
кисть».

Враньё всё это, доложу я вам. У
нас тут этих столетников, и прочих кактусов и суккулентов как чертополоха.
Сотни видов. И все цветут как сумасшедшие, невзирая на время года. В этом и прелесть — один отцвёл, другой зацвёл. Я вообще этих тварей люблю за многообразие и необычность форм и удивительные цветы.Но с ними осторожно надо — чуть зазеваешься, потом топором вырубать надо.

Вот образчик одного из видов алоэ, который у меня в саду как раз сейчас цветёт:

 

А недалеко от моего дома расположился маленький такой кустик агавы, тоже из алойного сообщества. Незаменимая, между прочим вещь для изготовления текилы. Его «маленькие, узкие, собранные в кисть» цветочки метров в десять высотой выглядят так:

 

А вы, небось, подумали, это сосна?